Продолжаем знакомиться с современной китайской поэзией по версии Бай Хуа·柏桦, одного из интересных авторов конца 80-х, который продолжает оставаться активным по сей день. Бай Хуа — одно из приметных лиц сычуаньского авангарда, который породил массу «больших имён», в их числе Чжай Юнмин, Оуян Цзянхэ, Чжоу Лунью, Ли Явэя, Ляо Иу·廖亦武 и другие.

стихо(т)ворье: Современная китайская поэзия – в большей степени стихи для глаза или для уха?

Бай Хуа: Скорее для глаза. Особенно это характерно для стихов со сложным образным рядом, написанных трудным для понимания письменным языком. Судьба у таких стихов одна – быть прочитанными с опорой на текст, но не быть услышанными. Но поэзия – это искусство, существующее во времени, поэтому стихи, потерявшие красоту звучания, свою музыку, теряют связь со временем, а ведь эта связь – залог и основа их жизнеспособности.

стихо(т)ворье: Как Вы относитесь к такой связи со временем, как китайская поэтическая традиция?

Бай Хуа: Мне кажется, что её фасад чрезвычайно живописен – в облике китайской литературы много красок, граней, и она крайне неоднородна. Возьмём к примеру традицию, идущую от Цюй Юаня[1], здесь и мораль, и честь, и чувство ответственности, и долг. Это литературная традиция, согласно которой каждый в ответе за судьбу Поднебесной. Есть литература левых, есть литература просветительская, есть литература революционная, здесь всё понятно, но вот есть у литературы и другое лицо. Кажется, мы давным-давно забыли о нём. Например, встречающийся в китайской литературе «гедонизм», стремление к наслаждению как литературное воззрение, как эстетическое воззрение, как ценностная категория. Или, скажем, существует традиция «декаданса», упадничества как ещё один лик модерна. Сейчас некоторые исследуют это явление в древнем Китае, например, профессор Цзян Жошуй·江弱水 из Чжэцзянского университета. Он изучает связи между модерном и классической китайской поэзией, а также модерн в китайской классической литературе.

Гедонизм как литературная, эстетическая и ценностная категория, на самом деле, остался у нас без внимания, а эту нить можно проследить с древности до наших дней, это великая традиция, ничем не уступающая так называемому Просвещению, риторике спасения Родины от гибели, совести и чести, долгу и ответственности и тому подобным вещам. Эти две традиции идут рука об руку без разделения на «высокое» и «низкое», «благородное» и «презренное». Нужно иметь в виду, что птица не взлетит с одним крылом. Скажем, мы ратуем лишь за этику в литературе, но ведь есть ещё и литературная эстетика. Для полёта нужны оба крыла, в этом и заключается целостность.

Бай Хуа со своими друзьями поэтом Чжан Цзао и художником Чжан Цикаем в Германии

1997

стихо(т)ворье: Не могли бы Вы рассказать об этом поподробнее?

Бай Хуа: Я приведу один пример, иллюстрирующий традицию стремления к наслаждениям в китайской поэзии. Joie de vivre как ценностная, эстетическая категория, занимающая центральное место в китайской литературе, берёт свое начало в древности, её можно проследить ещё у взыскательного Конфуция, который «не отказывался от обрушенного риса». Или поэт Бо Цзюйи[2], о котором у меня с самого детства сложилось одно впечатление – впечатление младшеклассника, прочитавшего старого угольщика·卖炭翁, будто бы Бо Цзюйи – всего лишь поэт-обличитель современной ему действительности, глубоко сочувствующий страданиям трудового народа. Вот буквально с такими шаблонами нас приучили подходить к этому поэту, а ведь в реальности Бо Цзюйи был вовсе не таким.

Литературная традиция Бо Цзюйи в Китае – потрясающая литературная традиция – на деле оказалась загублена. Подлинная литературная манера и литературное богатство этого автора нашло своё достойное продолжение в Японии. Общеизвестно, что в эпоху Хэйан возникли поразительные литературные шедевры, например, Записки у изголовья в высшей степени почитаемой мной писательницы Сэй-Сёнагон или великий роман Повесть о Гэндзи. Импульсом для появления этих произведений, несомненно, явился Бо Цзюйи. Япония и даже весь мир признали – без него не было бы японской литературы эпохи Хэйан. Действительно, эти произведения крайне утончённые; для них литературный эталон – это эстетизм, красота как Абсолют, красота по-боцзюйиски, других эталонов они не знали. И только сейчас мы осознали, что Бо Цзюйи не тот человек, который рисовался в нашем воображении.

Традиция Бо Цзюйи поднялась к новым вершинам в эпоху Сун, когда перед ним преклонялись сунские императоры Сяо-цзун и Хуэй-цзун, день за днём переписывая его стихи. Впоследствии некоторые учёные мужи полагали, что Бо Цзюйи – главный бездельник Китая, эдакий весельчак номер один, ищущий наслаждений и увеселений. Например, занимая чиновничью должность в Ханчжоу, он практически ничего не делал, днями и ночами проводя встречи литераторов, на которых занимались сочинительством стихов и распивали вино. Неудивительно, что он заявлял: «Месячное жалование чиновнику второго ранга полагалось солидное, двор назначил меня, службой моей была праздность». Он три года прослужил чиновником в Ханчжоу, два года в Сучжоу, при этом его статус примерно соответствовал должности мэра города в современном понимании, и вот так он описывает свою жизнь: «Реки и горы Сучжоу и Ханчжоу исходил я все; пять лет воспевал я свежий ветер и ясную луну, пока та не уходила с ночного небосклона». Таков распорядок дня чиновника: ежедневные забавы, винопитие, написание стихов, любование пейзажами и всё в таком роде. Бо Цзюйи был большим мастером ар де вивр, специалистом по наслаждениям. Если мы несколько абстрагируемся, то, возвращаясь к основной теме, можно сказать: поэтическое назначение Бо Цзюйи заключалось в создании литературы, дорожащей временем. Он прекрасно понимал человека, жизнь которого в конце концов всё же оборвётся, поэтому смертному следует «находить опору в горах и водах, ветре и луне, радовать себя песнями, стихами, игрой на цине и вином».

Попутно выскажу одно замечание, которое всегда казалось мне верным: если бы люди не были смертны, не существовало бы литературы. Литература возможна лишь тогда, когда жизнь человека может однажды оборваться. Здесь опять вспоминаются японцы, которые особо любили сожалеть о быстротечности дней: когда настаёт время любования цветами вишни, то посмотреть на это выдвигается чуть ли не вся страна. Вишня цветёт и отцветает, всё случается в один миг, вот уж действительно «чудно время и прекрасны места, а на сердце – тоска». Японцы именно у Бо Цзюйи научились находить совершенную красоту в мельчайших деталях вещей, испытывать глубокие внутренние переживания при любовании пейзажами, ощущать тихую щемящую тоску, понимая скоротечность времени. Нет нужды говорить, что Бо Цзюйи и на Западе получил безоговорочное признание.

Я хочу лишь сказать, что литературная традиция Бо Цзюйи была задавлена революционной литературой нового и новейшего времени. Она расцвела с новой силой во времена Сун, развивалась при последующих династиях Юань, Мин и Цин, а затем призывы «обогнать Великобританию, превзойти США» заглушили голос поэта: нам ведь хотелось Просвещения, спасения Родины от гибели. Первоочередной задачей по-прежнему оставалось стремление перевоспитать народ, отбросить древнюю литературу, отделаться от иероглифики. В такой ситуации Бо Цзюйи ничего не оставалось, как исчезнуть. Мы не понимаем Бо Цзюйи, но ни в коем случае нельзя утверждать, что древние не понимали его. У него всегда находились многочисленные поклонники, будь то в эпоху Тан, Сун, Юань, Мин или Цин, особенно же в позднюю Мин. В наше время всем известно, что Линь Юйтан·林语堂[3] – это продолжатель традиций Бо Цзюйи, но он стал объектом критики, которая лишь по прошествии времени сменилась на сдержанное одобрение.

Можно сказать, что китайская литература многолика. Только что мы говорили о гедонизме: это одна из специфических черт китайской традиции, почему же эту традицию нам нужно подавлять? Или возьмём к примеру роман Сон в красном тереме, о котором некоторые ученые, скажем, Ли Оуфань·李欧梵, говорят: «“Сон в Красном тереме” – величайший в Китае декадентский роман». Подходя с этой стороны, исследователь видит, что декаданс – это филигранность формы, опьянённость до беспамятства прекрасными пейзажами и сверхпристрастие к мельчайшим деталям, к одному-единственному цветку, вот что такое «декаданс».

стихо(т)ворье: Каковы же в итоге главные особенности китайской традиции?

Бай Хуа: Да, в ней есть и «декаданс», и «гедонизм», и «филантропия», есть и свой «модерн». Некоторые западные исследователи высказывают предположение, что первый поэт «нулевой степени письма», первый автор-постмодернист – это Ван Вэй[4].

Вместе с тем мне кажется, что главной чертой китайской литературы с давних пор было её политическое начало. На мой взгляд, эта традиция уходит глубоко в прошлое. Об этом я недавно прочёл в статье японского синолога-литературоведа Кодзиро Ёсикава·吉川幸次郎. Он пишет, что китайская литература прежде всего стремится внести вклад в политику, для неё это дело первой важности. Так было ещё до литературной революции, так было ещё в ту эпоху, когда поэзия занимала центральное место. «Первопредок» китайской поэзии Ши-цзин сложен из народных песен, исполнявшихся при дворе правителя во время церемоний. Эти песни теснейшим образом связаны с политикой. Излишне говорить, что песни зачастую несли в себе инвективы против лиц, наделённых властью, что стало в Китае поэтической традицией, которую поддерживали и в дальнейшем. К этой традиции относили великих поэтов Ду Фу[5], Бо Цзюйи, Су Дунпо[6], которые в том числе стали великими благодаря многочисленным произведениям, в которых заключалась критическая позиция по отношению к современной им власти. Обычно говорят, что Тао Юаньмин[7], Ли Бо к политике были несколько безразличны, но большинство китайских комментаторов утверждают, что и эти поэты на самом деле не были людьми, начисто отрешёнными от реальности и что у них тоже были критические мысли по поводу актуальной политической ситуации и намерения заниматься политической деятельностью. Это соответствует фактам. Конечно, это не означает, что не было поэтов, которые писали исключительно о чувствах, но это малые поэты, которым не удалось занять своего места на поэтическом Олимпе. В этом заключается поэтическая традиция Китая.

Это очень любопытные слова, с которыми, конечно, можно спорить, которые можно обсуждать, но я здесь имею в виду одно: нельзя на основании присутствия политического начала отрицать современные поэтические группы, туманных поэтов, утверждая, будто бы литература с ярко выраженной политической направленностью – это плохая литература. Это вовсе не обязательно. Существует замечательная литература с политическим началом. Великие поэты, упомянутые в статье Ёсикава, – прекрасное тому подтверждение. Есть отличные литературные работы с политической направленностью, например, философия действия Сартра. В его работах политическое начало очень сильно, что не мешает художественному началу, это первоклассная литература. Таких примеров – множество.

стихо(т)ворье: А кто оказал лично на Вас наибольшее влияние как на поэта?

Бай Хуа: На этот вопрос можно ответить лишь в том случае, если начать выделять отдельные жизненные этапы. Например, в старших классах школы я недолго, но страстно увлекался Лермонтовым. Впоследствии, будучи студентом университета, я полюбил Бодлера. Тогда же мне особенно нравились стихи Бэй Дао^[8].

 

2 августа 2015 года

Чэнду

[1] Легендарный первый китайский поэт, время жизни которого традиция помещает между 340 и 278 годами до н.э.

[2] Бо Цзюйи·白居易 (772–846) – один из главных новаторов танской поэзии, автор длинных сюжетных стихотворений, многие из которых представляют собой подражание народному творчеству.

[3] Линь Юйтан (1895–1976) – китайский писатель, философ, выдающийся учёный, изобретатель печатной машинки для ввода иероглифов на основе структурных методов, а также человек, который ввёл в китайскую культуру слово «юмор» – юмо.

[4] Ван Вэй·王维 (699–759) – выдающийся поэт, живописец, каллиграф, музыкант, основатель школы монохромной пейзажной живописи.

[5] Ду Фу·杜甫 (712–770) – один из главных классиков танской поэзии, обычно вместе с Ли Бо называется одним из величайших китайских поэтов всех времён.

[6] Су Дунпо·苏东坡 (Су Ши) (1037–1101) – великий китайский поэт, эссеист, художник, каллиграф и государственный деятель эпохи Сун (960–1279). Один из самых «интеллектуальных» поэтов китайской традиции.

[7] Тао Цянь·陶潜 (Тао Юаньмин) (365–427) – известнейший поэт раннего Средневековья, сквозной мотив творчества которого – это уход от мира. В VI веке его назвали «родоначальником всех поэтов-отшельников от древности до наших дней».

[8] Бэй Дао·北岛 (1949–) – псевдоним одного из главных поэтов туманного направления Чжао Чжэнькая.

 

Первая часть — в предыдущем посте.

 

колоссальная благодарность Ярославу Акимову

за помощь в подготовке материала