Поэт Тай Куан·邰筐 родился в провинции Шаньдун в 1971 году. Сейчас он живёт в Пекине, где работает в юридическом журнале. Тай Куан — поэт-резидент Столичного педагогического университета нынешнего года, лауреат шестой премии молодых китаеязычных поэтов, первой литературной премии Тайшань, первой поэтической премии Голубая башня и второй премии за десять лучших поэтических произведений на китайском языке.

Тай Куан начал публиковать стихи в 1993 году. Он автор двух персональных сборников, отдельные произведения из которых переводились на иностранные языки. Тай работал школьным учителем, расклейщиком объявлений, коммивояжёром, чайным мастером, милиционером и одновременно публиковался вместе с такими известными возмутителями спокойствия, как Сюаньюань Шикэ и Цзян Фэй·江非. Он ведёт популярный микроблог и печатается в столичных журналах.

на реке·在江边

 

всё есть образ волны

закатное бесцельное солнце

тень парусов скользящая в дальнюю воду

и все ра́вно несчастны

неряха-пропойца прожигающий жизнь на речном берегу

старуха что шуршит пустыми бутылками на променаде

у всего есть свой способ развеять тоску

камыши пишут склонясь полустишья

старые ивы упражняются в переворотах

а речная вода низменно грязна и безмолвна

от верховьев до устья

обнимая всё мутным потоком

 

没有什么不是浪子的形象

那落魄的落日

那江面上越飘越远的帆影

没有谁比谁更苦命

在江边游荡的邋遢酒鬼

在江滩公园里捡拾空瓶子的老妪

万物总有它化解悲伤的办法

芦苇在水边写着排比句

老柳树在岸上练习倒立

而江水总是浑浊、无言

从上游到下游

它用浩瀚包容了一切

 

 

ода зрелости·中年赋

 

в моём теле – мой прадед, мой дед и мой дядя. мертвецки родные,

налиты́е моей кровью, оживают, ведут перешёпот о бренности мира.

мне не вставить ни слова. я аутсайдер. я враг им.

 

и мой прах – одинокий курган, добыча могильного вора.

он не ищет сокровищ, он крадёт только сердце, как прежде

он крал сердце конфуция, мэн-цзы[1] и лао-цзы. только чжуан-цзы –

не вышло, ибо учит чжуан-цзы: «нет ничего более прискорбного,

чем смерть сердца…»[2] так, под слова, загорается сердце и медленно тлеет золой.

 

о, метафора неудачника. ты поражаешь внезапной печалью. наша зрелость –

водоразделом провала, незавершённым спектаклем: нет актёров, нет зрителей, лишь

пустой балахон лицедея, как шкурка из плоти, всё бросает в звёздное небо долгий шёлк рукавов.

 

我身体里埋着曾祖父、祖父和大伯父。那些死去的亲人，

在我血液里再次复活，喋喋不休地，争论着无常和轮回。

我总是插不上话，作为身体的局外人，我倒更像个故人。

 

我的身体是一座孤寂的坟，常有时光的盗墓贼光顾。

这贼不贪财，只偷心。它偷过孔子的心，孟子的心，

老子的心。只有庄子的没偷成，庄子说“夫哀莫大于心死……”

说着说着，一颗心就开始燃烧，慢慢变成了一堆灰烬。

 

失败者的比喻总是令人愕然和陡生伤悲。中年如溃败之堤，

如演到中场就散了的戏。没了演员，没了观众，只剩下，

一套空空荡荡的戏袍，躯壳般，兀自朝星空甩着水袖。

 

^[1] Мэн-цзы (372 до н. э. – 289 до н. э.) – китайский философ, представитель конфуцианской традиции.

[2] Известная цитата из трактата «Чжуан-цзы» (глава «Тянь Цзыфан»): «О, с этим все ясно! – воскликнул Конфуций. – В мире нет ничего более прискорбного, чем смерть сердца, даже смерть человека в конце концов не так удручает» (перевод В.В. Малявина).

 

 луна·月亮

 

этой ночью она освещает горы и потоки азии
и пустоши африки

она смотрит на рождение младенца
на кончину одинокого старика

этой ночью – берёт свой огромный веник
выметает начисто двор богача

тянет кончик мизинца
и гасит восковый тонкий прут бедняка

она сыпет щепотью соль
на голые раны гуляки

суёт серебро осколков
в отверстые рты попрошаек

расстёгивает пуговицы
ловит в объятья образы мира – и они тают

а она – этой ночью – огромное материнское вымя
всегда втиснутое в уста голодного
ребёнка

 

今夜，月亮朗照着亚洲的山川

也朗照着非洲的沙漠

 

今夜，月亮看着一个婴儿诞生

也看着一个孤寡老人死去

 

今夜，月亮挥舞着大扫帚

清扫着富人家的大厅

 

今夜，月亮伸出小手指

拨灭穷人家的蜡烛

 

今夜，月亮将一把盐

撒在负心人的伤口

 

今夜，月亮把一些碎银子

装进一个乞丐的衣兜

 

今夜，月亮解开了衣扣

万物都在她的怀里消融

 

今夜，月亮是母亲的大乳房

总是先塞进那个饿孩子的口中

 

 

звёздное небо·星空

 

за годы ты свыкся с причудами биоритмов

привык держать оборону на своём клочке, под старомодной лампой

свет её ярок, сродни беспредельности истины

а ты как сварливый правитель, нелюдимый, жестокий

тень на стене – твой единственный служка

нет гвардейца нет рядового ты командир отрядов письменных знаков

ты можешь послать их встать лагерем – против тьмы

приблизиться к ней, окружить все скрытые мелочи правды

на границе праязыка обмерить луной вновь каждую пядь

где жизнь раскрывает восемь полос и тоской пухнут швы

каждый знак сверкает в душе

ты берёшь их за пазуху как слепящие звёзды

 

这些年，你已习惯了生物钟的颠倒

习惯了固守老式台灯下一片领地

灯光明亮，无限接近真理

你像一个坏脾气的王，孤僻、严苛

墙上的影子是你唯一的侍者

没有一兵一卒，你可以指挥成群结队的汉字

可以用汉字排兵布阵，与黑暗对峙

逼近或包抄，那些隐匿的细节和真相

在母语的边防线上，你一次次用月光丈量

人生对开八版，乡愁灌满中缝

而每一个汉字都在你心里熠熠生辉

你怀揣着它们，就像揣着一片灿烂的星空