Гу Чэн·顾城 – один из ярчайших представителей «туманной» поэзии, обладатель, пожалуй, самой романтизированной биографии из всей плеяды авторов 1980-х. Одним из первых он отошёл от подчинённости литературы социальным проблемам, возродил тему природы и привнёс новые образы в современную китайскую поэзию. Поклонник Андерсена и Лорки, он культивировал свой образ поэта-ребёнка, выключенного из мира повседневности, захваченного стихией прекрасного. Творчество Гу Чэна отстраняется от диктата языка, опираясь на слова иной реальности, реальности сновидения.

Я порой записывал звуки, услышанные во сне; над выбором иероглифов иногда не нужно было задумываться, а иногда это требовало размышлений и затем перевода в знаки; некоторые сами по себе были стихами.

Гу Чэн родился в 1956 году в Пекине. Его отец Гу Гун·顾工 был известным журналистом, поэтом, редактором Газеты освободительной армии·解放军报, а мать сценаристкой. Семья жила в Пекине, в районе Бэйхай, где поэт ходил в школу в течение трёх лет – с 1963 по 1966, но с началом «культурной революции» школа была закрыта.

В 1969 году «культурная революция» вынудила его семью переехать в деревню Ходао в Шаньдуне. Гу Чэн не понимал местный диалект, почти ни с кем не общался, начал замыкаться в себе, всё больше времени проводил на природе. Его любимой книгой стали «Энтомологические воспоминания» французского учёного Жана Анри Фабра, которого Гюго назвал «Гомером насекомых». Неудивительно, что творчество французского писателя глубоко повлияло на чуткого и внимательного к природе Гу Чэна. В число его любимых книг вошла потом и китайская классика – «Чжуан-цзы», стихи Ли Бо, Ли Хэ, Су Дунпо, Синь Цицзи, и произведения Пушкина, Тагора, Уитмена.

В 1971 году Гу Чэн написал свои первые произведения – Фантазию о жизни·生命幻想曲 и Я славлю Мир·我赞美世界. В Пекин он вернулся в 1974 году. Работал на заводе, постоянно писал стихи, даже на стенах своей комнаты. Тогда Гу и примкнул к поэтам, которые позже стали костяком группы Сегодня – Бэй Дао·北岛, Додо·多多, Ман Кэ·芒克 и другим. Почти все они были старше Гу Чэна на десять лет и вступили в эру «культрева» уже подростками. Их творчество пользовалось огромной популярностью среди молодых людей, однако официальные власти не были столь благосклонны: скоро началась травля, запреты на публикации. Даже отец Гу Чэна не поддержал сына, в своих заметках он выражал неудовольствие и разочарованность таким творчеством.

В 1983 году Гу Чэн женился на Се Е·谢烨. Гу и Се впервые встретились в поезде Шанхай–Пекин в 1979 году, через три месяца после этого Гу написал своё самое известное стихотворение – Поколение·一代人. Молодые люди влюбились и начали писать друг другу письма – она в Пекин, он в Шанхай. Этот период стал для Гу Чэна крайне плодотворным – только в 1980 году он написал 417 стихотворений. В 1983 году вопреки воли своей семьи Се вышла замуж за Гу.

В 1985 году, по словам Гу Чэна, у него случилось откровение. Прежде он «пытался быть человеком», но понял, что мир иллюзорен и научился вести «теневое» существование. Он начал сравнивать стихи с водой, которая может течь в любом направлении и создавать любые формы.

В 1987 году, когда Гу Чэн уже стал признанным поэтом, ему было разрешено покинуть Китай для поездки в Европу, где он принимал участие в литературных чтениях в Бонне, Вене, Париже, Лондоне, Оксфорде, Копенгагене и других местах. В 1988 году Гу Чэн со своей супругой Се Е переехал на остров Уаихеке в заливе Хаураки (Новая Зеландия). Сначала Гу Чэн работал в университете города Окленд и преподавал разговорный китайский. «На уроках он сидел тихо, ожидая, когда студенты первыми начнут беседу. Студенты же, в свою очередь, ждали, когда заговорит Гу Чэн. Вскоре они перестали посещать его пары. Когда об этом стало известно, он был уволен». Гу Чэн жил на острове в совершенной изоляции. Он был отграничен от чужеземной культуры, к которой не питал интереса – отказывался учить иностранные языки, так как боялся потерять свою китайскую сущность, своё «я».

Видимо по той же самой причине он вызвал из Пекина свою любовницу Ли Ин·李英, которая стала жить вместе с ним и его супругой Се Е. В 1986 году Гу Чэн принял участие в поэтическом вечере в Пекине, где попал под словесную атаку со стороны старой школы поэтов. Молодая студентка Ли Ин встала, чтобы защитить его. В 1987 году, в ночь перед отъездом Гу Чэна и Се Е в Европу, Ли Ин пришла к ним домой и рассказала Гу о своих чувствах к нему в присутствии Се Е. В июле 1990 года Ли Ин вылетела в Окленд. Се Е оплатила её визу и авиабилеты.

Гу Чэн и две его женщины жили в старом доме без электричества и воды, собирали моллюсков, корни и ягоды. Гу Чэн не позволял Се Е готовить, и они часто болели от недоедания. Они делали глиняную посуду и продавали её на местных рынках. Почти сразу после рождения сына Муэра·木耳 пара отдала ребёнка на воспитание знакомым. Гу Чэн не хотел жить вместе с сыном, объясняя это тем, что что может случайно нанести ему физический вред. Вероятно, Гу Чэн пытался возродить атмосферу тишины и спокойствия своего детства. «Когда я переехал со своей семьей в деревню, я мечтал иметь землю и создать маленький городок из глины. Я бы выращивал там картофель и ходил на стену в дозор с луком и стрелами», – как-то признался Гу в интервью. «Естественная» жизнь на острове устраивала не всех в этом сложном любовном треугольнике. В своих воспоминаниях и интервью Ли Ин говорила, что «нехватка ресурсов и постоянные нервные срывы Гу Чэна сильно осложняли жизнь на острове». Ли Ин не выдержала такой атмосферы и сбежала от Гу Чэна с другим мужчиной, пока Гу и Се были по делам в Берлине.

Именно в Берлине Гу Чэн написал одну из самых странных своих книг Инъэр·英儿, которую он сам называл «мечтой о тереме Гу Чэна», тщательно продуманной, обогащённой деталями и мелочами, заключающей в себе историю любовной интриги и её распада. Гу Чэн испытывал сильное физическое влечение к Ли Ин – то, что он позже широко исследовал в Инъэр, несмотря на утверждения, что книга представляет собой творческий вымысел. Инъэр считается «исповедью» Гу, написанной для Се. В книге Гу Чэн упоминает о желании умереть. «Остаться в живых – это выбор, а не инстинкт. Если ты не желаешь жить, то тогда пришло время умирать».

Гу Чэн и Се Е

Гу и Се возвратились в Новую Зеландию в сентябре 1993 года. Путь их лежал через остров Таити, где они посетили могилу художника Поля Гогена. В этот период Гу Чэн пишет лучшие свои стихотворения, особенно отмечают его последний цикл Город·城, посвящённый Пекину.

Несмотря на творческий пыл Гу Чэн становился всё более неуравновешенным и вспыльчивым. Теперь его любимой книгой после Фабра стала «Отелло». Жизнь в изоляции не освободила его от психологических проблем, которые Гу испытывал с раннего детства. 9 октября 1993 года на острове Уаихеке Гу Чэн набросился на свою жену с топором, а затем сам повесился во дворе. Се Е умерла в больнице от потери крови.

Поэт, прозаик, публицист, каллиграф, Гу Чэн оставил поэтическое наследие, охватывающее более полутора тысяч стихов. Среди его сборников наиболее известны Луна среди бела дня·白昼的月亮, Сборник лирических стихотворений Гу Чэна и Шу Тин·舒婷、顾城抒情诗选, Песня одинокого с востока·北方的孤独者之歌, Железный колокольчик·铁铃, Чёрные глаза·黑眼睛 и другие.

Четыре стихотворения Гу Чэна переведены И.А. Алимовым и О.И. Трофимовой в антологии «Азиатская медь». В рунете можно найти массу материалов о поэте, но переводов совсем немного.

призрак вступает в город·鬼进城

0-часовой- призрак идёт чрезвычайно осторожно он боится полететь кувырком обернуться человеком (понедельник) призраки добрые люди они спят 　 проснувшись читают воззванья 　 плывут столь высоки у водной кромки стоймя под землёй выплывают из пластов золотых кувыркают рыб 　 кувыркаются 　 дуют в рыдавшие водки бутыли им нравится глядя на верхние вещи пригоршней хватать золотисто-жёлтую деревьев листву призраки иногда тоже читают: «всё-таки они были знакомы» потом ладони кладут под документ «этот куст у воды старых роз» они в унисон 　 выплюнут толстый туман вечерние люди скажут «пора и домой» их вся дорога в фонарном свете туманна призраки не говорят 　 всю дорогу ветрит на станции надпись 　 жри траву 　 лицо посинеет ветра порыв туманы катˊит кувырком (вторник) призраки закрывают глаза и видят людей 　 раскрывают глаза и больше не видят смехом зашедшийся бумажный змей. во сне порой видят его сейчас вдоль террасы перилец он падает вниз 　 призрак осторожно опустится полон коридор хихи хохочущих змеев «половина чужая 　 половина тебе» он раскрывает одежду видно внутри 　 нет никого 　 вновь раскрывает ещё там короткая голубая юбчонка «только 　 болез 　 –ни саламандра мокнет в воде» пять 　 комнат он удивлён он видит большую красную рыбу глядящую на него рыба больна 　 на табличке слова рыба сбоку медлительно-медленно бьёт в его горячечную ладонь (среда) в среду вступление в город призрак обдумывал полдня наступил на собственную тень «бац» нуло призрак обнаружил что в нём прорвалась большая дыра воздушный рис сыплется вниз взрослым пятую часть 　 детям три части тем кто меньше ещё две призрак спешно садится на корточки латает одежду и дорогу латает как надо «бац»нуло 　 в людях тоже большая дыра песни звук хлещет вниз больше не слышно цзин чуньчуня[1] вестей повсюду вспыхнули шествия императорский сын начинает собирать свои зимние тряпки ты стоишь на мосту машины движутся где там поезд стоит «тоскованиявразлукизма определение это я давным-давно хотел бы сразиться» ребёнок во все направленья швыряет бутылки (четверг) призрак оценивает 　 шариковую ручку обматывает цветами один бутон распустить стоит три фэня[2] на ручке намотаны взрослые их прочно обвить 　 скатать в один ком их дочиста съесть она сменила прозванье не осталось ни следа ручки сердечник слово сжирает 　 и пишет ещё фамилия 　 не замужем имя 　 полные губы вулкан холоден 　 с севера он полагаться только на трёп не пойдёт человек выплёвывает человека 　 кто выше тот говорит «через три секунды цветок развернётся» кто спросит 　 воздух постепенно прозрачнивеет один человек 　 в кабинете сооружает оде жд амбразуры 　 распускает ворот черт всё меньше и меньше чем один рисуешь 　 у призрака меньше намного волос (пятница) (он всё свирепее) толкает людей 　 на стекло призраку стоит сокрыться люди становятся с губами и с лицами блинами 　 он не смеет спросить сам он упал ли 　 разевает рот видит по краю машин номера призрак читает вслух одна лошадь пять облаков 　 пять солдат одна лошадь зажатая в книге рычит 　 он вместе с тем замечает остробородого автора и сверху всклокоченный мозг пять лошадей 　　　 пять пешек-солдат бродят туда и сюда 　　　　　 шах шашки 　　 вровную 　　 шашки 　　 пять армий (как ни пойди всё для него безнадёжно) это северная партия виноград ссохся до желтизны 　 солдаты отважны 　 цветы и травы обильны он в первый раз в кино исполняет сеанс новостей (суббота) призрак снова играет в кино и это попкорн-революция 　 в начале картины уйма народу бьют его он говорит 　 бригадиру комдиву позволено командиру корпуса нет 　 командиром корпуса я ещё стать собираюсь не дури меня толпа солдат на земле подносит дары кто не знает 　 красная мэй[3] расцветает из зелёного становится красной она на другой стороне нужный человек 　 если нужно то нужно потолковать об условьях цветы отчего столь 　 красны первое: регистрация брака если менять имя то на детское имя 　 шариковой ручкой второе: школьники хватают скамьи 　 на небеса швыряют 　 не так вот швыряют нужны трое чтоб встать на скамьи на небо швырнуть верёвки лишь бросив как надо 　 можно считать их воздушными змеями третье: хихи хаха стоит ему засмеяться 　 режиссёр весь туманом покрыт (воскресенье) «умершие это красавцы» 　 призрак сказав смотрится в зеркало 　 на деле в нём всего росту семь цуней[4] стопкой стеклянной прижатый 　 стекло вытерто чисто-пречисто «умершие все красивы 　　 как бестенные стёкла как белый экран 　 лампами освещённый через слайды 　 слой за слоем умершие у аварийного выхода большущая стопка стеклянных карточек он зажимает ноздрю свет зажигается 　 ещё зажимает другую свет смутен и смутен 　 город необозрим её всё не видно ты можешь услышать как кирпич падает оземь этот призрак очень отчётлив умершими воздух трепещет вдалеке звёзды 　 ещё дальше ещё звёзды 　 проходит ужасно долго прежде чем он понимает что на трубе прозрачный тополь (в день поминовения усопших) призрак не желает плыть на спине 　 воззванья призрак не желает идя полететь кувырком 　воззванья призрак не превращается в человека 　 воззваний семь 　 призрак играет на рояле 　　 отводит душу призрак　　　　　　　　　призрак без веры без долга 　　 пишет письма 　　 включает свет без любви без ненависти 　　　 глаза призрак 　　　 сразу 　 без отца без матери без детей без внуков призрак не мёртв 　 ни жив 　 не безумен не глуп 　　　　 только что прошедший дождь им собран в плошку на вид сразу понятно это глаза что моргнули призрак плывёт под водой 　　　 мокрый влажно-влажнеющий заключение призрак на вышке падает кувырком

○点 的鬼 走路非常小心 它害怕摔跟头 变成 了人 （星期一） 鬼是些好人 他们睡觉　醒了 就看布告　游泳 那么高的在水边站着 在地下游出一片金子 翻鱼　翻跟斗　吹哭过的酒瓶子 他们喜欢看上边的东西 一把抓住金黄的 树叶 鬼有时也会读：“毕竟他们原来认识” 然后把手放在文件下边 “这棵水边的老玫瑰” 他们齐声　吐出一片大烟雾 傍晚的人说 “该回家了” 他们一路灯影朦朦 鬼不说话　一路吹风 站上写　吃草　脸发青 一阵风吹得雾气翻滚 （星期二） 鬼闭眼睛 就看见了人　睁开 就看不见了 一只嘻笑的风筝。 在梦里有时看它 现在沿着阳台的栏干 它往下跌　鬼小心地下来 满走廊都是嘻嘻哈哈的 风筝 “人家一半　你也一半” 他打开一件衣服 看里边　没人　又打开一件 有一个短蓝的裙子 “第　病　的　螈浸在水里” 五　室　蝾 他吃了一惊 他看见一条大红鱼对他看着 鱼在生病　牌子上写 鱼从一边慢慢打他发热的手掌 （星期三） 星期三进城 鬼想了半天 踩了自己的影子“砰” 的一下 鬼发现自己破了个大洞 米花直往下流 大人五分　小孩三分 再小的两分 鬼赶紧蹲下来补自己的衣服 又把马路补好 “砰”的一下　人也破了个大洞 歌声直往上涌 再也没听过景春春的消息 到处爆发了游行 皇子开始收他冬天的衣服 你在桥上站着 汽车动处火车停 “相思主义的定义是 本来我早就想打了” 小孩 四面八方扔瓶子 （星期四） 鬼审　　圆珠笔 绕花 开一朵要三分 圆珠笔绕过一些成人 把他们缠住　滚一个球 把他们吃掉 她改名不留痕迹 圆珠笔芯把一个字吃掉　再写 姓　未婚 名　厚嘴唇 火山冷　从北方来的 光靠磨嘴皮子是不行的 一个人吐一个人　谁高谁说 “还有三分钟花就开了” 谁问　　空气逐渐透明 一个人　在书房里搭衣 服垛子　放领 笔画越来越少越 一个人画　　鬼就少好几根头发 （星期五） （他越来越凶） 推人　上玻璃 鬼一退 人到变了有嘴有脸 的大饼　他不敢问自己是不是 倒了　掀开嘴看边上的汽车号码 鬼念 一匹马 五朵云　五个兵 一匹马夹在书里发狺　他同时注意到 尖下巴的作者和上边的蓬松脑袋 五个马　　　五个兵 往回走　　　　　将 枰　　平平　　枰　　五个军 （他怎么走都没希望了） 那是一个北方棋局 葡萄枯黄　士兵英勇　花草茂盛 他第一次在电影里播新闻节目 （星期六） 鬼 又一次演电影 是：玉米花革命　片头 好几个人打他 他说　是旅长师长可以 军长不行　军长我还想当呢 你别骗我 一大队兵在地上送礼 谁不知道　红梅花开 由绿变红她是对方的 要人　要就要讲条件 花儿为什么这样　红 第一：结婚登记 要改名就改小名　用圆珠笔 第二：学生拿板凳　往天上 扔　　不是这么扔 要三个人踩板凳往天上扔绳子 扔好了　才算风筝 第三：嘻嘻哈哈 他一笑　导演就弄得烟雾弥漫 （星期日） “死了的人是美人”　鬼说完 就照照镜子　其时他才七寸大小 被一叠玻璃压着　玻璃 擦得非常干净 “死了的人都漂亮　　像 无影玻璃 白银幕　被灯照着 过幻灯　一层一层 死了的人在安全门里 一大叠玻璃卡片 他堵住一个鼻孔 灯亮了　又堵住另一只 灯影朦朦　城市一望无垠 她还是看不见 你可以听砖落地的声响 那鬼非常清楚 死了的人使空气颤抖 远处有星星　更远的地方 还有星星　过了很久 他才知道烟囱上有一棵透明的杨树 清明时节 鬼不想仰泳　　布告 鬼不想走路摔跟头　　布告 鬼不变人　　布告之七　　鬼 弹琴　　　散心 鬼　　　　　　　　鬼 无信无义　　写信　　开灯 无爱无恨　　　　　眼 鬼　　一　没爹没妈 没子没孙 鬼 不死　不活　不疯 不傻　　　　刚刚下过的雨 被他装到碗里一看 就知道是眨过的眼睛 鬼潜泳　　　湿漉漉的 结论 鬼只在跳台上栽跟斗

[1] Друг детства Гу Чэна, пропавший во время тяньаньмэньских событий 1989 г.

[2] Китайская копейка, одна сотая часть юаня.

[3] Мэйхуа – японская слива, или муме, также японский абрикос, ботанически ближе именно абрикосу, но в отечественной традиции обычно переводится как дикая «слива».

[4] Традиционная мера длины, равная примерно 3,33 см.

Статья о Гу Чэне на сайте Магазета

http://magazeta.com/2011/03/gu-cheng/

Статья «Поэт в изгнании (жизнь и творчество китайского поэта Гу Чэна за границей)»

http://cyberleninka.ru/article/n/poet-v-izgnanii-zhizn-i-tvorchestvo-kitayskogo-poeta-gu-chena-za-granitsey

Страница Гу Чэна на сайте PoetryInternational

http://www.poetryinternationalweb.net/pi/site/poet/item/23680/14/Gu-Cheng

Переводы на английский

http://www.shigeku.org/xlib/lingshidao/hanshi/gucheng.htm

Тексты по-китайски

http://www.shigeku.org/shiku/xs/gucheng.htm

любезное спасибо Марии Большаковой за помощь в подготовке материала