Несмотря на то, что западные влияния в современной китайской поэзии продолжают оставаться весьма заметными, часть поэтов пытаются вернуть к жизни традиционные элементы, вновь обращаясь к китайской классике. Стихотворение морские птицы·鸥鹭 Си Ду·西渡 служит замечательным примером этих возобновлённых усилий. Оно звучит вполне в духе древности, но при этом остаётся современным верлибром.

морские птицы·鸥鹭

море при случае рвётся к земле, складка за складку – становится галочкой чайки.
суша при случае ластится к морю, ищет пристанища – в лодке.
море и суша к друг другу лицом входят друг в друга, под дождь и зарницы.
там в облаках чайки – мерило вещей;
там среди волн лодки – их мера.
в покое, море замрёт на твоих кончиках пальцев,
любуясь тобой.
потом улетит, как вода из расплёсканной чашки
опять соберётся, когда ты случайно смешаешься духом.

чайки сложат крылья, лодки – свои паруса.
прилив за отливом, благородных седины станут длиннее,
благолепия зеркало – тоньше.

пока толпы белоробых монахов несутся к рассвету,
а стаи чёрных китов – к закату.

 
海偶尔走向陆地，折叠成一只海鸥。
陆地偶尔走向海，藏身于一艘船。
海和陆地面对面深入，经过雨和闪电。
在云里，海鸥度量；
在浪里，船测度。
安静的时候，海就停在你的指尖上
望向你。
海飞走，好像一杯泼翻的水
把自己收回，当你偶尔动了心机。

海鸥收起翅膀，船收起帆。
潮起潮落，公子的白发长了，
美人的镜子瘦了。

一队队白袍的僧侣朝向日出。
一群群黑色的鲸鱼涌向日落。

Здесь слова «благородные» и «благолепие» для западного читателя могут выглядеть пустыми и нарочитыми, однако они служат своего рода временными рамками, внутрь которых помещается стих. В нём легко считывается аллюзия к истории из главы Жёлтый император классической книги Ле-цзы·列子·黄帝篇 – существует множество поэтических произведений, которые посвящались ей на протяжение столетий китайской истории. Назидание для современников заключается в том, что только когда человек не подчинён мирским стремлениям, например, к славе или наградам, морские птицы прилетят и опустятся ему на плечо. Чайки и цапли подлетают лишь к тому, кто не имеет на них видов – животные доверчивы к человеку, который не имеет против них агрессивных намерений. Пока есть побуждения и желания в земном мире, цель неизменно оказывается недостижимой.
Стоит обратить внимание на то, как выстроен ритмический рисунок стиха. Он начинается с замедленного темпа, с повтора слова «при случае» (причём в китайском «море при случае» и «чайка» звучат похоже, как эхо друг друга: хай оу), а затем ускоряется, сопровождаемый нанизыванием симметрично соотносимых частей, как в классической китайской поэзии – море и суша, чайка и лодка, крыло и парус, белое и чёрное и так далее. Ритм учащается и учащается по мере того, как строфы становятся короче. Даже монахи, одетые в белые одежды (метафора волн), бегут к рассвету. Они позабыли, что чем больше мы хотим, тем меньше получаем. Вместо впалых щёк описывается, как зеркало «становится тоньше». Объект превращается в субъект. Одновременно птицы и судна также становятся субъектами. Перед читателем всё тот же морской берег, но при этом перспектива меняется и двигается, что характерно для китайской классической поэзии.
Китайский язык со временем изменился. Слова из односложных превратились в многосложные, и теперь их невозможно вместить в прежние метрические схемы. Однако классическая поэтика может быть успешно использована и сегодня. Это видно в том числе на примере широкого использования в современной поэзии параллельных конструкций классического типа, которые прежде, до новой литературы XX века, были призваны скомпенсировать отсутствие повторов, запрещённых в классическом стихе. Китайский параллелизм был основан на ритмической и мелодической парности структуры предложений и их частей, занимающих две смежные стихотворные строки.
Такой параллелизм, воскрешаемый Си Ду, основывается на тонком балансе повторяемости и различия. Будучи поддержанным пластичностью синтаксических функций, он насыщает семантический объём каждого слова, толкая читателя к сложной интерпретации поэтического высказывания.
Даже в таком насыщенном отсылками к западной традиции стихотворении, как вечеря·晚餐 более молодого автора Цинь Саньшу, мы можем увидеть не только намёк на Тайную вечерю, но и аллюзию к традиционному образу лотоса, и обращение к современному значению слова «сеть».

вечеря·晚餐

зайди в узкую дверь. за которой я исчисляю грехи.

где три месяца память на сальном столе
предавали огню. вы, измышленным пламенем
одевшие грудь и тем возлюбившие мя.

опалившие мя. я как колом пронзённый болью ожога;
полуготовый бульон мой отторгает язык –
этот орган виновный, и дарует прощение

тому, что непрерывно съёживается в теле, сжимаясь
в кущей сердечник. пока ещё не рождённая буря
слёзы питает токами молний, я не прошу милости –

листья ботвы, как полноводье, погребают нас под собой.

но стойте. моё одностороннее тело
не в силах порваться между любовью и мужеством горя, закончить
эту вечерю, как сеть. мой облик
валится в пруд, служит пищей тощим рыбёшкам.

у пруда всё приходит в покой. капли дождя
кажется вот-вот взлетят, вызывая к жизни умерший лотос.

 
到窄门来。我述说罪行的地方。

三个月，回忆在浸油的餐桌上
焚化。你们把虚构的火苗
摆在胸前，并以此来爱我。

烤炙我。我感到坚硬，烫；
半熟的菜汤把舌头活生生塞回去，
这待罪的器官，以及宽宥

正不止息地在体内萎缩，缩成
林之核。当未成形的雷
让泪水也触了电，我不祈求——

菜叶，也浩荡地掩埋我们。

止住吧，我单面的肉身
无以在悲壮与爱的撕扯中，完成
这网状的晚餐。我的面容
将坠入池水，被瘦鱼分食。

到荷花池就停下。雨水
看就要升起，召回病逝的荷花。

Это стихотворение звучит одновременно и современно, и по-евангельски. В нём «кущи», образы воды и рыб все опосредованно указывают на Христа, как и плоское, «одностороннее» тело, подобное телу шлемоносного василиска – экзотической ящерицы, которая способна ходить по воде, за что во многих местах эту ящерицу называют Jesus lizard.
Это – таинственное стихотворение, наполненное множеством драматичных деталей. Оно выстраивает мир, в котором даже самое крошечное создание способно стать таким же большим, как сам Бог, большим настолько, чтобы говорить о грехах и человечности, чтобы разделить сакральную трапезу. Что такое «вечеря, как есть»? Это рыбацкая сеть? сеть «ловцов человеков»? сеть Интернет? Стихотворение начинается издалека, но заканчивается у «умершего лотоса» – вот ещё один традиционный китайский образ. Приём «драматического монолога» может быть как западной техникой, развитой в творчестве Роберта Браунинга, Уильяма Йейтса, Томаса Элиота, так и поэтическим приёмом, который использовал Ли Бо. Современные китайские поэты лавируют между западным и восточным, древним и современным, в точности как это представлено в стихотворении Цинь Саньшу.

Здесь можно послушать авторское чтение вечери.

О других тенденциях в мире китайской поэзии читайте в следующих постах.

Большое спасибо Дарье Валеевой

за подготовку материала