Многие из громких имён прежних лет снова замаячили на горизонте. В сентябре прошлого года в Пекине возродился к жизни легендарный журнал Ян Ляня, Ман Кэ·芒克 и Тан Сяоду·唐晓渡 Уцелевший·幸存者. Додо стал лауреатом мексиканской поэтической премии Новый золотой век·Premio de Poesía Nuevo Siglo de Oro. Сун Вэй·宋炜, успешно избегавший внимания все 2000-е, оказался неожиданно востребован, когда совсем недавно критик Цзинь Вэньдун·敬文东 заново открыл его поэзию.

Сун Вэй и двое других авторов (Сун Цюй·宋渠 и Ши Гуанхуа·石光华) в 1984 году стояли у истоков сычуаньского Холизма. Китайский термин «холизм» может быть истолкован как «доктрина целостного тела» – то есть он вбирает верхнюю и нижнюю его половины, метафизическое и физическое. Это концепция, которая примиряет долгое время противостоявшие в мире китайской поэзии телесный верх и телесный низ.

песнь тела·身体之诗

 

во второй лунный месяц года тигра я стоял на склоне гор цзиньюнь в «столбе», погружённый в медитацию; во время медитации ко мне пришло стихотворение

 

цинмин[1] прошёл, но тело ещё празднует.

нутро как бакалейная лавка раскрывает двери встречает гостей,

гостем – ветер, хозяином – дух: ведут разговор о погоде.

печень сегодня дежурный божок, и его похмелье

наконец расходится тает, открытое глазу. он видит:

гуттаперча и груша уже не деревья – это лекарство и плод.

я пропускаю всё мимо ушей,

не изумляясь тому, как в утробе лоханки её и сосуды,

ветром и духом отмыты, источают разреженный свет.

пока лёгкие бесцеремонно, небрежно

громким грубым дыханьем себя приводят в порядок –

прах опадает на копчик. а листья деревьев

плещут как руки – это отклик голодному чреву?

разве мой живот-барабан скрывает ещё голодное чрево?

разве может голодное чрево вмещать бесконечность отходов?

погляди, это не воздух пустой. мои сточные воды, золотые отбросы –

перерождение пищи (они покидают меня).

желудок – могила, ком лёссовой почвы, скатанный в урну –

пустую: через отверстия пор боги моих потрохов,

тоже уходят один за другим. в отрешённом мире души

сгустки мыслей (или вернёмся к погоде)

всего лишь мелкие дрязги: самое большее –

это набросок стиха, рождённый утробой. мелкая птаха

гадит на голову; для неё я торчу – деревянный петух –

ни слова не говоря о красоте, что берёт нас в кольцо,

лишённый желаний сердца и сладострастия желчи.

безопасный и для себя самого.

 

2010.05.03, записано на заднем склоне гор цзиньюнь

2010.06.23, переписано в шапинба, в чунцине

 

 

──寅木年仲春，在缙云后山站桩、打坐，冥想中得句

 

清明已过，但身体仍在过节。

五脏的杂货铺开门迎客，

客人是风，主人是气：他们要风气往来。

肝是今天的值日之神，他的宿醉

终得疏解，开窍于目，看到的

杜仲与梨皆非树木，是药与果实。

对这些，我全都置若罔闻，

并不惊讶于六腑中各种器皿

被这些风气擦拭，散发稀薄的光明。

其间，肺是何其轻简，他

大松一口粗气，被自己一再梳理，

又让尘埃在尾闾落定；而树叶

发出了击掌声，是要与饥肠呼应？

呀，我的鼓腹中莫非还有饥肠在潜伏？

我的饥肠里也能有数不尽的排泄物？

你看，不止是屁。自家水与黄金矢，

全都是食物在往生（它们纷纷弃我而去）。

胃则是一庭黄土，抟身为器，却又

空空如也：孔窍之间，诸脏之神

也都一一出离。当此疏离内景，

即使再细密的心思（或再合于时令）

也只是内里的一次小纠结：至多是

一首诗腹稿的书写。于是一只小鸟

来我头上遗矢，在他看来，我呆若木鸡，

对周围所有的美都不置一词，

既无色心，色胆也消歇，

甚至对自己都不构成威胁。

 

2010.05.03，初记于缙云后山

2010.06.23，重抄于沙坪坝

 

[1] Цинмин (букв. «чистый свет») – китайский день поминовения усопших, который отмечается на 104-й день после зимнего солнцестояния. Как правило, выпадает на 5 апреля. В этот день китайцы выезжают на природу и посещают могилы предков.

Стихотворение Сун Вэя показательно тем, как в нём сочетается высокое и низменное, духовный поиск и естественные отправления тела. Синтез физического и ментального планов осуществляется через через процесс заземления, укоренения, обращение в дерево (деревянную птицу) в год под знаком «дерево» (год тигра). Эта работа отражается и на уровне языка, который ловко сочетает современное и традиционное, предельно разговорную лексику и стилизованные под вэньянь конструкции. Это стихотворение — пример исследования истории языка через призму психосоматической истории личности.

Сун Вэй, возможно, единственный или один из немногих поэтов своего поколения, которые так и не издали отдельной книги стихов. Как истинный отшельник, он отверг много предложений о публикации. Причиной тому было отчасти его упрямство, в том числе упрямство в выборе странной, «гибридной» стилистики. Текст, который получается в итоге, смотрится и неотёсанно, и утончённо одновременно.

Почему значимые китайские поэты стремятся оживить древний Китай в контексте модернизма или постмодернизма? Что составляет суть «национальной поэзии»? Разве Ху Ши·胡适 не призывал избавиться от любых проявлений старой культуры? Ху сравнивал запущенную им литературную революцию с Возрождением на Западе. Он призывал к возрождению разговорного языка древности. Он хотел отбросить метрические рамки китайской поэзии, то есть ограничения на пути свободного течения идей и слов. Некоторые современные поэты не отказываются от установленной Ху Ши новой традиции, но продолжают Возрождение и дают старт его свежему витку.

Продолжение — в следующих постах.

первая часть

вторая часть

спасибо Дарье Валеевой за помощь в подготовке материала